![Тор-статуя]( "Тор-статуя")
Оттеснение Одином Тора на задний план, равно как и снижение значения Фрейра, отнюдь не выглядят адекватными реальной обстановке. Существо вопроса заключается в том, что мы смотрим на мир эпохи викингов по преимуществу глазами самих викингов, представлявших лишь достаточно ограниченную численно прослойку социума.
Удача в бою и воинская хитрость, мудрость и умение слагать стихи, без сомнения, были актуальны для всех, однако это скорее явная, наружная сторона воинской дружинной культуры. Подобно тому, как семь рыцарских добродетелей в эпоху классического Средневековья почитались неотъемлемым качеством всякого рыцаря, но одновременно большинство из них оказывалось вне пределов способностей и интересов большинства рядовых представителей сословия – так же точно и идеальный набор качеств, олицетворенных в персоне Одина, отнюдь не был обязательной принадлежностью каждого дружинника. Огромная физическая сила и лишенное каких-либо условностей отношение к миру, стремление полагаться только на себя самого и постоянная готовность поднять оружие – все эти качества, воплощенные в образе Тора, без сомнения, были чрезвычайно распространены в дружинной среде. Огромное количество амулетов –
"молоточков Тора", – которое обнаруживается в погребениях эпохи викингов, свидетельствует о громадной популярности этого бога. Учитывая, что ни один из атрибутов других скандинавских богов не стал амулетом, свидетельствовавшим об их почитании, говорить об оттеснении Тора на задний план вряд ли уместно.
Тор традиционно и совершенно несправедливо рассматривается как предельно простой и ясный для понимания бог, его образ и функциональные значения, как и мифологические мотивы, в которых он задействован, достаточно примитивны и прозрачны: "
Образ Тора... прежде всего настолько же прост, насколько образ Одина сложен" (106; 169). Константность и хрестоматийность
"знакового поля"Тора обусловлена, прежде всего, особенной яркостью ряда его семантических характеристик,
"заморозивших"его образ (78; 3).
Типичный предрассудок о простоте Донара-Тора опровергается, прежде всего, глубочайшими корнями его образа, уходящими на практически недосягаемую глубину. Отчетливые аналогии функционального характера, роднящие Тора с богами кельтского пантеона, неоднократно рассмотрены. Параллели с
Суцеллусом– "
богом с колотушкой (аналог Мьеллънира?)",
"тем, кто хорошо бьет" (136; 310-312),
Эзусом (136; 287) (162; 37), и, разумеется, наиболее прозрачная из них – с
Таранисом (160; 64) (136; 289-296) (78; 4) ставят Тора в один ряд с классическими богами-громовниками индоевропейской мифологии, да и не только ее одной (подобные образы –
Уккоу финно-угров и т.д.– универсальны), выводя к индийскому
Индре. Этимологические поиски также свидетельствуют о глубокой древности Тора и отчетливо связывают его с целым спектром как индоевропейских богов, так и терминов многих языков. Помимо Тараниса в этом списке оказываются скифский
Таргитай (78; 4) и хеттеко-лувийский бог грозы
Тархунт (26; 123, 134). Что касается семантики, то однокоренными оказываются весьма большое количество слов в самых разных индоевропейских языках от санскрита и латыни до литовского, английского и русского, со спектром значений: 1)
"победа, побеждать", 2)
"разбивать, расщеплять, раскалывать"и т.д., 3)
"говорить" (тараторить, тарабарщина?), 4)
"исследовать, обдумывать", 5)
"дерево", 6)
"бык"и др. (78; 4-6) (98; 48) (25; 154). Этот спектр, сводящийся к весьма распространенному корню
tar-, свидетельствует о возможности гораздо более глубоких толкований персонажа, нежели традиционная функция ниспослания молний и грома, борьбы с великанами и защиты Асгарда от внешней опасности.
Далее,
"простота"и
"примитивность"Тора кажутся весьма странными на фоне того, что сообщают о нем источники. Особенно показательны в этом смысле
"Речи Альвиса", являющиеся классическим изложением сюжета о том, как герой своей беседой или вопросами заставляет обитателя подземного мира забыть о времени и тот, застигнутый лучами солнца, превращается в камень. Тор здесь выступает в качестве хитреца (58; 51), ловко надувающего карлика, который сватается к его дочери; в конце песни он самодовольно и с некоторой издевкой замечает:
"Чья еще грудь вместила бы столько сведений древних! Но хитростью мощной тебя обманул я..." (80; 67). Любопытно, что имя
Альвис, собственно, означает
"Всемудрый", и победить такого соперника
"простоватому"Тору было бы, очевидно, не под силу – здесь, пожалуй, больше сгодился бы его молот. Мудрость Тора, практический ум превосходят громадную, но в итоге оказывающуюся бесполезной память многомудрого Альвиса. Тор побеждает не
"мудростью"в чистом виде, а гибкостью ума и трезвостью рассудка, неуклонно и последовательно двигаясь к своей цели и используя слабости противника.
Среди более чем трех десятков мотивов и сюжетов, связываемых с Тором в наиболее развернутой классификации (78; 6-8), наиболее интересны в контексте нашего исследования следующие.
Адамом Бременскимотмечается, что одной из функций Тора, приписываемых поклоняющимися ему людьми, выступает плодородие и защита от болезней.
"Тор правит... ветром и дождем, хорошей погодой и урожаем" (23; 139). Е. М. Мелетинский в связи с этим отметил, что
"аграрное благополучие специфично для Тора" (59; 13); позднее им же было отмечено, что знаменитый золотой цвет волос супруги Тора, Сив, подчеркивает отношение Тора к плодородию (57; 2, 519). Не подтверждаясь прямо в других источниках, это обстоятельство, на наш взгляд, свидетельствует об отходе данной функции на второй план в эпоху викингов, к которой относится свидетельство нашего информатора. В контексте вышеупомянутого общего снижения популярности фертильных культов в эпоху военной демократии отмирание
"оплодотворяющей"стороны образа Тора выглядит свидетельством существенной ее важности в прошлом, в эпоху, предшествующую викингам, а также о большем числе изначальных обязанностей Тора. Этот бог был более универсален по своим способностям, чем громовник-боец, каковым он кажется при поверхностном анализе.
Тот же Адам Бременский (он единственный) подчеркивает и еще одну функцию Тора, приписываемую ему скандинавами: функцию бога неба (23; 139). Е.М.Мелетинский заостряет на этом внимание (59; 16), и совершенно справедливо. Напомним, что в данном вопросе свидетельства Адама Бременского имеют для нас никак не меньшее, а, скорее всего, даже большее значение, нежели сведения Эдды. Ведь Адам хотя и воспринимал религиозные представления скандинавов с внешней точки зрения и через призму христианской доктрины, был ближе хронологически к тому самому
"незамутненному"источнику мифологической традиции, реконструкцией которого мы пытаемся заниматься. Многие стороны образа Тора еще не успели поглотиться образами других богов, а информаторы проповедников были ничуть не более предвзяты, чем
Снорри, которому мы доверяем порой почти безгранично.
Таким образом, вырисовывается – прежде всего из сообщений Адама Бременского – триада первостепенных функций, приписываемых Тору, функций изначальных и чрезвычайно существенных:
1. Бог грома;
2. Бог плодородия;
3. Бог неба. В дальнейшем две последние практически полностью затушевываются общественным мифорелигиозным сознанием, всецело поглощаясь ипостасью громовержца и воителя с недюжинной силой.
Не вызывает сомнения и тот факт, что Тор явственно причастен
миру смерти, причастен переходу в иной мир. Один из ярких эпизодов его биографии – поединок в Утгарде со старухой Элли, в образе которой выступает старость. Примечательно, что в результате в поединке фиксируется ничья: Тор не смог победить Элли, но и она его не поборола – наш ас лишь упал на одно колено (64; 75-76). Наряду с указанием на гибель Тора в Рагнарекк (64; 91) это может показаться странным, так как Тор все же не является бессмертным, однако может быть истолковано и непосредственно – избавление от старости, то есть смерть в молодом возрасте (78; 10). В соответствии с пониманием Утгарда как мира архетипических форм эта борьба приобретает смысл противостояния двух равноценных начал, и через их столкновение и борьбу Тор также оказывается причастен к древнейшим космогоническим структурам дуального типа.
С переходом в иной мир еще более явственно связан эпизод, в котором Тор предстает как
жрец, осуществляющий проводы в Хель первого погибшего аса – Бальдра. Когда все приготовления закончены, Бальдр возлежит на погребальном костре вместе со своей женой Нанной, заупокойными дарами и собственным конем,
"Тор встал рядом и освятил костер молотом Мьелльнир" (64; 84).
Симптоматично, что этот бесконечно знакомый по земной практике ритуал исполняет даже не Один и тем более не кто-либо из асов, но именно Тор, использующий свой молот в качестве
ритуального жреческого жезла. Он же совершает и ритуальное жертвоприношение, совершенно немотивированное, казалось бы, текущим повествованием, что всегда бросается в глаза при анализе Эдды:
"А у ног его пробегал некий карлик по имени Лит (Цветной), и Тор пихнул его ногою в костер, и он сгорел".
О связи Тора с миром смерти свидетельствует и частая помощь, оказываемая ему со стороны
Локи– отца Хель и остальных хтонических чудовищ.
Множественные факты, свидетельствующие о жречески-погребальной стороне личности Тора, являются следами архаических представлений и демонстрируют гораздо большую универсальность образа этого аса, выходящую за рамки тех редуцированных функций, которые заметны на первый взгляд при его анализе. В результате к вышеуказанной триаде можно добавить и функцию
бога смерти.
В пользу глубокой древности формирования образа Тора говорит и факт его регулярного и типичного передвижения на
колеснице, запряженной козлами (64; 66-67) (80; 3) (71; 27). Наряду с колесницей
Фрейра, запряженной вепрем, и
Фрейи (где присутствуют еще более экзотические упряжные кошки), это слепок весьма архаических способов как передвижения (для всех троих), так и ведения боевых действий (возможно, в прошлом для Тора). Расцвет колесниц как вида наступательного вооружения и репрезентативного атрибута власти уводит нас в достаточно седую древность Балтийского региона и Северной Европы, во времена культур
ямочно-гребенчатой керамики (65; 72), одним из символов которых боевые колесницы и являлись. Не менее ярко колесничная традиция присутствует и у кельтов, несомненно, субстратных по отношению к германцам (по крайней мере, в культурной сфере) (192; 26-27). Более
"молодой", без сомнения, Один, кстати, перемещается по суше верхом, как и большинство других асов, для которых в "Младшей Эдде"детально расписаны принадлежащие им кони. Несмотря на то, что повозки употреблялись всегда (погребения в Усеберге и т.д.), стоит обратить внимание на четкую дифференциацию между способами передвижения асов в письменных источниках, равно как и на возможные выводы, следующие из этого обстоятельства.
Многочисленные черты, выделяемые в образе Тора, заставляют видеть в нем не только чрезвычайно древнего, но и во многом центрального персонажа скандинавской и в целом древнегерманской мифологии. Его чрезвычайная возбудимость, переходящая в
яростьи
неистовство, неоднократно зафиксированные источниками при описании подвигов аса (64; 78, 116) (77; 26) (71; 27 и др.), тем не менее обычно строго контролируются самим Тором (64; 79). Присутствующие в его образе черты агональности, ритуальной разнополости (71; 15, 19), связи с
водной стихией (82; 29) и инициационной практикой свидетельствуют о том, что Тор, в не меньшей степени, чем Один, может претендовать на роль как жреца, так и шамана, ответственного за контакт с потусторонним миром. Это не только сближает Тора с Одином, но главным образом подчеркивает глубокую архаичность Тора,
"исконность"его в германском пантеоне.
Собственно, это и не может быть подвергнуто сомнению. Лингвистический анализ неопровержимо свидетельствует о прямой линии преемственности, уходящей от Тора, через кельтского Тараниса, к архаическим богам индоевропейцев, Таким образом, образ Тора – это одна из тех ценностей, которые были унаследованы мифологической культурой германцев из общего фонда важнейших культурных доминант индоевропейской общности. В то же время практическая идентичность Тора Суцеллусу,
"богу с колотушкой"древних кельтов, равно как и совпадение функций с иными божествами как кельтов, так и самих скандинавов, говорит об изначально гораздо более пространном наборе его мифологических обязанностей и сфер ответственности. Многочисленные косвенные и существующие прямые свидетельства позволяют утверждать, что Тор, без сомнения, был центральным персонажем скандинавской мифологии и главой германского пантеона в период до начала походов викингов. Он первым упомянут в числе 12 асов, которым надлежит вершить суд в самом начале
"Языка поэзии" (64; 97), ему принадлежат многочисленные ключевые функции в пантеоне и самом мироустройстве и миропреобразовании. Наконец, есть прямое указание Адама Бременского, видевшего, в отличие от современных исследователей, реальный скандинавский языческий храм с тремя идолами богов:
"...самый могущественный из них, Тор, имеет место в середине триклиния; Водан и Фрикко сидят по ту и другую сторону от него" (23; 139).
Дюмезиль, сомневаясь в истинности указанной Адамом иерархии, тем не менее сам подтверждает ее:
"...лапландцы, большие любители заимствований, Одина... не знают, ...в то время как из эквивалентов Тора, Ньерда и Фрейра они сделали своих главных богов" (23; 141). Заметно и то, что в Рагнарекк сила Видара (косвенно) больше силы Одина (Видар побеждает Фенрира, который одолевает и проглатывает Одина). В то же время известно, что
"молчаливый ас"Видар
"силен почти как Тор" (64; 47), однако Тор сильнее всех асов. Резюмируя, сводя все сказанное в формулу, получаем:
сила Одина < силы Видара < силы Тора ,
или
сила Одина < силы Тора .
Разумеется, одной физической силой все не решается, однако симптоматично, что Один как-то выпадает из общепринятого понимания системы иерархии. В конце концов, он единственный из асов гибнет, не поразив насмерть своего оппонента (Тюр и Гарм, Тор и Змей, Локи и Хеймдалль взаимно поражают друг друга, а Видар одерживает победу над Волком). Локи говорит Тору: "
Не будешь ты смелым, с Волком сражаясь, что Одина сгубит" (70; 58). Это обстоятельство подводит нас к согласию с осторожно высказанным соображением о том, что весь сюжет борьбы с Волком изначально принадлежал не Одину, а Тору (78; 32).
Следы былого лидерства проскальзывают в источниках достаточно отчетливо. Не зря в
"Песни о Харбарде"Тор отвечает на просьбу назвать себя:
"Ты с владыкой богов беседуешь, с Тором!"Локи, пререкаясь с богами, подчиняется приказу не Одина, а Тора (70; 64). В "
Саге об Олаве сыне Трюггви"находим следующее свидетельство (дело происходит во время очередной "языческой реставрации"):
"Когда Хакон ярл ехал... по стране и народ покорялся ему, он требовал, чтобы по всей его державе почитали капища и совершали жертвоприношения... наказав народу снова в разоренных капищах поставить Богов и чтить Тора" (89; 107). Один здесь даже не упомянут.
