Поскольку все равно в последнее время я не вылезаю из этих материалов, делюсь - возможно, кому-то еще пригодится.

Блог одного галла - ресурс клуба "Тевтатес". Много статей и переводов.

КИР «Тевтатес»сообщество клуба Вконтакте, с массой альбомов и фотографий.

Пара сообществ на Фейсбуке:

Balkancelts

Celtic Legacy: an archaeological journey

Со временем, вероятно, будет пополняться.

Плющ

(Hedera helix)

«И плющ на переднем краю» (КТ 8)

«Я был мертвым, я был живым.
Плющ был веткою для меня;
Я был сопровождающим,
Перед Господом был я беден» (КТ 7)

«Разве не слушал я кукушку
На увитом плющом дереве?
Не мой ли щит висит внизу?
То что я любил – лишь мука; того, что я любил, больше нет» (ККХ 10)

«Плющ, о заросли плюща – часто встречаетесь вы в темном лесу» (СГ)

(Ш) Плющ считался хорошим оберегом для скота; кроме того, он охранял молоко. Предприимчивые шотландские девушки прикрепляли три листка плюща к ночным рубашкам, чтобы в ночь накануне одного из сезонных праздников им приснился будущий муж. Из рябины, жимолости и плюща делали амулеты для защиты от злых духов и ведьм (МакНейл)

Плющ, сорванный левой рукой, наполняет вымя молоком (Кормайкл)

Анализ собственно лексического состава древнеирландских огамических имен практически никогда не являлся самоцелью лингвистического или культурологического исследования. Как правило, надписи, выполненные специфическим огамическим письмом, состоящим из поперечных или косых черт, нанесенных на ребро камня и датируемые IV-VII вв. н.э., анализировались как единственные памятники, иллюстрирующие странно ускоренное развитие ирландского языка определенного периода, в ходе которого осуществился переход от прото-гойдельского к собственно древнеирландскому.

Многочисленными являются также работы, посвященные проблеме самого происхождения этой письменности, с одной стороны, а также - затрагивающие прагматику камней с надписями (надгробные или межевые камни), с другой. В том, что касается собственно ономастического материала, то он анализировался лишь с точки зрения структуры самого имени и выявления в нем традиционных индоевропейских, а также - нетрадиционных, предположительно - до-индоевропейских моделей (обзор литературы по вопросу см. в McManus 1997; Королев 1984).

В то же время анализ самого состава двучленных огамических имен представляется не менее интересным, т.к. позволяет реконструировать картину героического мира язычников гойделов на материале ономастических преференций знати той эпохи. К тому же, отметим, все дошедшие до нас надписи достаточно надежно прочитаны, а составляющие их имена описаны и вполне хорошо реконструированы с точки зрения этимологической (естественно - с учетом понятных в таких случаях разночтений). Согласно данным Р. Макалистера, чей корпус огамических надписей до сих пор принят в качестве базового (CIIC), до нас дошло примерно 800 NP, которые могут послужить материалом для исследования раннегойдельской ономастической номенклатуры. Огамические имена могут быть также соотнесены как с галльским ономастиконом (см. Evans 1967; Schmidt 1957), так и с более поздним, древнеирландским (см. O’Brien 1973; Uhlich 1993).

В качестве «первого шага»в данном направлении исследования пойдем по достаточно традиционному пути и выделим имена с зооморфным элементом, поскольку, как принято считать, именно в них и в их сочетаемости скрывается своего рода культурный код общества архаического типа, ориентированного на «невянущую славу», с одной стороны, и хранящего тотемные пережитки, реализующиеся в архаической метафорике с другой.

Наиболее часто встречающимся элементом огамических имен является основа, обозначающая пса, волка (по данным Макалистера: 39 имен с этой основой в качестве первого элемента, 14 - в качестве второго, что составляет примерно 5,4 % всего корпуса имен). Специфика огамических имен состоит в том, что все они представляют собой генитивы (упрощенно: Х-а сына Y-a), в которых по умолчанию домысливается слово могила или эпитафия. Поэтому мы не можем с уверенностью реконструировать номинатив соответствующего имени и определить, построено оно по и.-е. модели типа бахуврихи или реализует раннюю и.-е. модель «пёс + определение». То есть, огамическая форма, например, CUNNETAS (300 [1]) может быть реконструирована как номинатив - *k’un-a-neit-s ‘песий герой’, либо - *k’ú-ōn neitos ‘пес героя’, либо даже как двандва: *k’ú-ōn ‘пес-герой’. Сопоставление с более поздними древнеирландскими именами демонстрирует возможность реализации нескольких типов. Ср. Con-chobar ‘песья защита’и Cú Roi ‘пес поля (битвы)’ (о семантике последнего имени см. Калыгин 2006, 65). Континентальные (галльские) данные реализуют скорее и.-е. бахуврихи (об именах с элементом Cuno-см. Schmidt 1957, 186).

Наличие «дублетов» типа CUNNETAS - NETACUNAS (315), а также - CUNAMAGLI (501) - MAGLICUNAS (446) «пес - князь», как кажется, позволяет предположить наличие ономастических моделей двандва, при которых порядок следования элементов оказывается не релевантным. Более того, мы полагаем, что уточнение модели, по которой строится такое имя как CUNAGUSSOS (107) - «пес силы» или «песья сила», имеет безусловный морфологический интерес, но также не релевантно для реконструкции архаической культурной мифологемы, при которой воин-герой уподобляется могучему псу-волку. В данном случае для нас важнее другое: и.-е. обозначение собственно волка в гойдельском было, как принято считать, табуировано и и.-е. обозначение пса расширило семантику. Как пишет, например, Кс. Деламарр, «В кельтском название собаки послужило в качестве метафоры, а также - из-за табуирования обозначением также и волка» (Delamarre 2003: 132). См. также аналогичную позицию в работах разных авторов: (Иванов 1964; Иванов 1975; McCone 1986; McCone 1990; Birkhan 1970: 343-387). На самом деле это не совсем так, в др.-ирл. еще сохранялось слово fael ‘волк’, в среднеирл. период действительно замененное эвфемизмамиcú allad ‘дикий пес’и mac tire ‘сын земли’, к тому же имена с этим элементом не редки для др.-ирл. ономастикона (ср., например, Faelching ‘волко-воин’, Faelgus ‘волка сила’и под. (Uhlich 1993: 242-43), имеющие многочисленные германские параллели, см. Топорова 1996: 95-96 при огамическом: CUNAGUSSOS - «пса сила»). Встречается оно и в огамических надписях, однако, гораздо реже, чем слово пес: VAILATHI (460), VALUVI (302), VALAVI (452) и др. (всего с элементом val- 8 имен). Предположительно, они соотносятся с древнеирландским ономастиконом (см. выше), однако могут интерпретироваться и как восходящие к и.-е. *wal-/*wla- ‘владеть, править’, откуда др.-ирл. flaith ‘вождь, правитель’ (ряд имен трактуется А. А. Королевым именно так, например, VALAMNI (125) (Королев 1984: 194). Отметим также поздний характер надписей в которых засвидетельствована эта основа: все они, как правило, латинские билингвы, найденные на территории Британии. Само гойдельское fael ‘волк’в свою очередь является заменой собственно и.-е. названия волка, по предположению Покорного, на основе характерного для данного животного воя - *wail-os ‘воющий’ (IEW 1111). При позднем характере образования, можно также предположить соотнесение с ирл. fuil-feoil ‘кровь - сырое мясо’ (и.-е. *wel- - IEW, 1144).

Собственно и.-е. обозначение волка имело в кельтском специфическое метафоризованное развитие и предположительно дало основу прил. злой - ирл. olc (см. McCone 1985, а также LEIA-M,N,O,P: O-20, там же - дискуссия по вопросу). В огамических данных оно засвидетельствовано предположительно только в одном имени, фигурирующем в четырех надписях, три из которых - поздние латинские билингвы или просто латинские надписи: ULCCAGNI (100), VLCAGNVS (370), VLCAGNI (472), ULCAGNI (467). Диминутивный суффикс -agn (др.-ирл. -án) дает общую семантику - «волчонок» или «волчок».

Таким образом, мы можем предварительно констатировать, что ранне-гойдельские представители знати (а именно так по умолчанию мыслятся обладатели имен, закрепленных в огамических надписях) в отличие от древних германцев представали в собственном осмыслении в первую очередь как псы-хранители земель, жен и стад, но не как волки-разрушители и завоеватели. Более детальный анализ самих имен, содержащих указанный компонент, как мы полагаем, даст ряд интересных наблюдений, подтверждающих наш предварительный вывод («пес-король», «лижущий пес», «зимний пес», «сын пса», «спина пса», «голова пса», «пес-властелин»и проч.).

Продолжая тему «метафора боевой ярости» (от которой мы отказались, говоря об именах, содержащих элемент пес), мы можем высказать предположение, что данная традиционная тиро-тема в огамических именах кодируется в элементе LUG-, который традиционно принято связывать с богом Лугом, известным как у островных, так и у континентальных кельтов. Нами было отмечено 11 имен, содержащих данный элемент, причем, как в композитах, так и в редких одночленных именах: LUGA (267), LOGA (65). В то же время еще Э. Мак Нил отмечал, что данное имя совпадает с др.-ирл. генитивом слова lug ‘рысь’ (u-основа), что противоречит историческим данным, поскольку ко времени использования огама в надписях рысив Ирландии уже не водились и исчезли в результате тотального сведения лесов на острове (MacNeill 1931: 43). Кроме того, как справедливо пишет А. А. Королев, сама форма LOGA является результатом поздних перегласовок, произошедших уже в древнеирландский период (ср., например, mug - moga ‘раб - раба’ и др.), и «скорее всего, надпись была высечена каким-то грамотеем в конце средневековья, знакомым с формулами огамических надписей» (Королев 1984: 65). Однако, если это и так, сказанное означает то, что само название рыси в ирландском было известно, несмотря на исчезновение животного как вида. Встречается слово lug и в среднеирландских текстах, в основном - для обозначения меха, а также - как метафора воина (см. DILL: 235). Имена с данным элементом засвидетельствованы также в др.-ирл. период и позднее (см. O’Corrain, Maguire 1981: 125-6), причем Ю. Улих также склонен трактовать их как содержащие элемент рысь в качестве метафоры боевого пыла героя (Uhlich 1993: 271-74), см. также: Зеликов 1999, 17). Действительно, если имена LUGUDECCAS (263), LUGUDECA (286), LUGUDEC (4), LUGUDUC (108) можно трактовать и как «угодный (богу) Лугу», и как «подобный рыси» (-decs, -decas предположительно соотносится с лат. decus, см. историю вопроса в LEIA-D: 31, то сочетания LUGUAEDON (1), LUGADDON (4) однозначно трактуются как «огонь ….», т.е. - «ярость рыси» (естественно, предпочтительнее, чем «ярость Луга»). Ср. также - TRENALUGOS (120) - «сильный, как рысь». Вызывает также сомнение возможность в языческом обществе называния реального человека просто именем божества.

Этимология др.-ирл. lug составляет значительную трудность из-за своего вокализма, не дающего возможность непосредственного возведения к и.-е. *leuk- ‘блеск, свет’ (при предположенном Покорным смешении k, k’, g - IEW: 690). Предположительно, еще в до-гойдельский период здесь произошла контаминация с продолжениями и.-е. *lukw-os ‘волк’, что проявилось также в ряде галльских имен с элементом Luc-, в целом кодирующим идею дикого, опасного животного, ср. также протокельтское *lukot- ‘мышь’ (ср. также имя пса в саге «Смерть Кельтхара» - Luch Donn - ‘Бурый волк’или ‘Бурая мышь’, но также (?) «Бурая рысь» (близкий эпитет употребляется и в ряде героических саг по отношению к воину, см.: Николаева 1999: 220). Итак, предположительно, для передачи идеи «боевой ярости»в огамических именах наблюдается тенденция использовать понятия, уже не имеющие реальных денотатов и устаревшие и не совсем понятные носителям апеллятивы.

Другим диким животным, занимающим довольно значительное место в кельтском ономастиконе, является барсук, причем в огамических надписях встречаются оба его обозначения: BROCAGNI (316, 372, 478), BROCCAN (187), BROCI (228), BROCC (83) и TAS[E]GAGNI (28). Первое слово не вызывает сомнений ни в этимологии на прото-кельтском уровне (*brokk-), ни в семантике - оно всегда обозначало именно барсука, имеет надежные бриттские параллели (валл. broch, брет. broc’h ) и не только сохранилось до настоящего времени, но и использовалось в качестве NP достаточно долго (имя Brochán носил, например, друид, которого встретил на Ионе св. Колумба (Ross 1993: 83), но известен и святой с таким же именем - Broccan, VII в.). Обильны и галльские параллели - Brocomagus, Brocagnos, Brocomaglus и пр. Сами животные как на континенте, так и на островах всегда являлись объектом охоты ради меха, в то же время - они упоминаются как спутники святых во время отшельнической жизни в лесу (см.: Green 1992: 192). Этимология слова не совсем ясна. Предположительно оно соотносится с brecc ‘пестрый’и имеет в качестве основного метафорического значения: грязный, неопрятный; как пишет П. Ламбер «барсук является зверем грязным по самой своей природе» (LEIA-B: 94). Популярность имени «барсучок»может носить апотропеический характер, либо - явиться результатом специфически ласково-критического отношения родителей к маленькому сыну.

Другое имя с предположительной «барсучьей»семантикой сложнее. Форма TASEGAGNI также предполагает диминутив, однако значение корня не совсем ясно. Апеллатив tadg в др.-ирл. значил «поэт» (предположительно это значение лежит в основе соответствующего др.-ирл. NP), однако, галльские параллели, с одной стороны (Tasgetius, Moritasgus), а также сама уменьшительная форма имени позволяет возвести его к протокельтск. *tazg- со значение ‘барсук’ (откуда совр. фр. tanière < tasnière < *taxinaria ‘барсучья нора’, см. Lambert 1997: 199).

Имена, содержащие компонент EQ-, как кажется, без особого труда возводятся к и.-е. основе, обозначающей коня - *ekw-os. Сами формы (EQODI (129), EQOD (186), ECHADI (366) демонстрируют характерные дентальные основы, предположительно со значением активного причастия, что трактовалось еще Покорным как«имеющий дело с конями» (Pokorny 1948, 57). Однако, более поздняя форма генитива имени Eochaid - Echdach (при «парном имени» - Eochu - Eochaid) составляет известную сложность для этимологизации (см. подробное изложение мнений в: Королев 1984: 153). Для нас в данном случае важно, что в качестве «конского» элемента имени использована лексема, обозначающая упряжных коней, как правило - в колесницах, а не слово неясной этимологии (но хорошо засвидетельствованное в кельтском и германском) - marc, которым в др.-ирл. мифологической традиции называлась верховая лошадь (причем - с коннотациями, связанными с Иным миром, см.: Росс 2004: 97).

Среди птиц наиболее сакрализованным являлся у кельтов ворон. Традиционно ворон считался птицей, символизирующей смерть, причем - смерть на поле битвы (что вполне понятно, ср. также многочисленные германские параллели в Birkhan 1970: 470-486). Как пишет, например, М. Грин, «ассоциация ворона с битвой и поражением часто встречается во многих ирландских преданиях» (Green 1992: 88). Однако, она же признает наличие у ворона в мифологии кельтов иной ипостаси: являясь действительно птицей, питающейся мертвой плотью, ворон ассоциируется с Иным миром и поэтому ему приписывается особая мудрость, умение предвидеть будущее, «что усугублялось способностью ворона имитировать человеческую речь» (Green 1992: 211). Бог Лугирландского пантеона, бог света и порядка, также имел ворона в качестве постоянного спутника. В то же время, еще античные авторы отмечали, что кельтские друиды предсказывали будущее именно по полету и поведению воронов (см.: O’hOgain 1991: 35). Поэтому мы можем предположить, что содержащие элемент Bran- ‘ворон’огамические имена не обязательно отсылают к мрачной метафоре поля битвы и ложа смерти, но могут символизировать мудрость их носителя. Отметим также, что в древнеирландском существовало несколько слов, обозначающих ворона (ворону, а также - сороку, которые не всегда различались). Лексема, традиционно описывающая ворона, пьющего кровь и едящего падаль - скорее fiach, причем именно так называется ворон, которого согласно ирландскому переложению мифа о Потопе, Ной первым послал, чтобы узнать, не уменьшился ли уровень вод (см.: LGE-I: 120). Огамические имена используют другое обозначение ворона (BRANAN (88), BRANITTOS (29), BRANAD (1082), BRANI (116), BRANOGENI - «Вороном рожденный» (39), которое находит параллели как в ирландском ономастиконе, так и в валлийском (Bendigeidfran - «Благословенный Ворон», имя мудрого короля в Мабиногион). Ср., однако, DEBRANI (288) - «плача ворон».

Другие имена, содержащие «птичий»элемент - редки и скорее окказиональны. Это - ENABARR (488) - «птичью голову (имеющий)», EONACAN (440) - «птенчик», а также - CERCC (114) - «курица» (?!), CALIACI (180) - «петух», LLONOC (194a) - «дрозд».

За рамками нашего краткого обзора остаются имена с элементом ERC-, в котором традиционно принято видеть имя неясного божества, но которое в др.-ирл. является апеллативом со сложным значением: ‘пестрая корова, оса, форель, ящерица’ (видимо, к и.-е. *perk- с общим значением пестроты), а также ряд сомнительных прочтений и трактовок типа MEDDOGENI (95) - букв. «медом рожденный», что, возможно, отсылает к перифрастическому обозначению медведя, и ряд других.

В целом мы можем сделать предварительный вывод: в отличие от ономастикона германской архаики, ориентированной скорее на жестокую агрессию, мир гойделов, запечатленный в именах их знати, предстает как направленный на космизацию и упорядочение, доместикацию острова, который, напомним, еще недавно был отвоеван ими у загадочного субстратного населения.

Все сказанное носит предварительный характер и нуждается в дальнейшей детальной разработке. В нашу задачу входило поставить проблему.

Примечания

1. Здесь и далее цифра в скобках указывает на номер надписи по каталогу Р. Макалистера (CIIC).

Литература

Зеликов М. В. Баскско-кельтские параллели в свете иберо-баскской основы bel-/bal- // Язык и культура кельтов. материалы VII коллоквиума. СПб., 1999.
Иванов Вяч. Вс. Происхождение имени Кухулина // Проблемы сравнительной филологии. М.; Л., 1964. С. 458-461.
Иванов Вяч. Вс. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка // Серия литературы и языка. Т. 34, No 5, 1975. С. 399-408.
Калыгин В. П. Этимологический словарь кельтских теонимов. М., 2006.
Королев А. А. Древнейшие памятники ирландского языка. М., 1984.
Николаева Н. А. Смерть Кельтхара, сына Утехара. Перевод с др.-ирл. и комм. // Атлантика. Записки по исторической поэтике. Вып. IV, МГУ, 1999.
Росс Э. Повседневная жизнь кельтов в языческую эпоху. Пер. с англ. С. В. Иванова. СПб., 2004.
Топорова Т. В. Культура в зеркале языка: древнегерманские двучленные имена собственные. М., 1996.
Birkhan H. Germanen und Kelten bis zum Ausgang der Römerzeit. Der Aussagewert von Wörtern und Sachen für die frühesten keltischgermanischen Kulturbeziehungen. Wien, 1970.
Delamarre X. Dictionnaire de la langue gauloise. Paris, 2003.
DIL - Dictionary of the Irish language. Dublin, 1913.
Evans D. Ellis. Gaulish Personal Names. Oxford, 1967.
Green M. Animals in Celtic Life and Myth. N.Y. 1992.
IEW - Pokorny J. Indogermanisches etymologishes Wörterbuch. Berne, 1959-69.
Lambert P.Y. La langue gauloise. Paris, 1997 (1995).
LEIA M, N, O, P - Lexique étymologique de l’irlandais ancient. M N O P. Par J. Vendryes. Paris, 1960.
LEIA-B - Lexique &eaacute;tymologique de l’irlandais ancient. B. Par P.Y. Lambert. Paris, 1980.
LEIA-D - Lexique étymologique de l’irlandais ancient. D. Par P.Y. Lambert, Paris, 1996.
LGE-I - Lebor Gabála Érenn. The Book of the Taking of Ireland. Part I. Ed. R. A. S. Macalister. London, 1938.
CIIC - Macalister R. A. S. Corpus Inscriptionum Insularum Celticarum. Dublin, 1945.
MacNeill E. Archaisms in the ogham inscriptions // Proceedings of the Royal Irish Academy. Dublin, Ser. C, vol. 39, 1931, 41-48.
McCone K. OIr. Olc, Luch- and IE *wlkwos, *lukwos ‘wolf’ // Ériu, 36, 1985, 171-176.
McCone K. Werewolves, Cyclopes, Diberga, and Fianna: Juvenile Delinquency in Early Ireland // Cambridge Medieval Celtic Studies, XII, Winter 1986, 1-22.
McCone K. Hund, Wolf ind Krieger bei den Indogermanen // Studien zum Indogermanischen Wortshaig. Ed. W. Meid. Innsbruk, 1990. S. 105-154.
McManus D.R. A Guide to Ogam. Maynooth, 1997.
O’Brien M. Old Irish Personal Names // Celtica, X, 1973. P. 215-236.
O’Corrain D., Maguire F. Irish Names. Dublin, 1981.
O’hOgain D. Myth, Legend and Romance. An Encyclopaedia of the Irish Folk Tradition. N.Y., London, Toronto, 1991.
Pokorny J. Zur keltische Namenkunde und Etymologie // Vox Romanica, 10, 1948-49.
Ross A. Pagan Celtic Britain. Studies in iconography and tradition. London, 1993.
Schmidt K.H. Die Komposition in den gallishen Personennamen. Wiesbaden, 1957.
Uhlich J. Die Morphologie der komponierten Personennamen des Altirischen. Bonn, 1993.

(Индоевропейское языкознание и классическая филология - XII. Материалы чтений, посвященных памяти профессора И. М. Тронского. - СПб., 2008. - С. 291-299)

"Когда меня обступят привиденья
И вкруг пойдет
Под звуки гробового песнопенья
Бесплотный хоровод,
И призраки, робея, лица скроют
Передо мною,

Среди могил унылых и безвестных
Я принесу чудовищный оброк
Тебе, о страх земной, подземный рок
И бич небесный!"

Спасибо дорогому коллективу за еще один праздник. Оно действительно здорово отличается от того, что было раньше.

_mjawa, с дюбетом. Это было прекрасно.

1983 год, однако.

Вероятно, здесь следует искать корни моего интереса к волкам и соответствующей музыке :)

С Праздником!

И спасибо тем, кто разделил со мной этот берег реки, рог с медом и песню первого соловья.

Пятый и шестой дни Блутмоната, Месяца Крови (5 и 6 ноября)

День Херна I. Жертва

Цвет: коричневый и зеленый

Стихия: Земля

Алтарь: На зеленой и коричневой ткани лежат оленьи рога и фигурки оленей, сосновая смола, и сухие листья; ветви с такими же листьями стоят в вазе. Темная комната освещается единственной зеленой свечой.

Подношение: Кукурузные початки. Готовность встретиться лицом к лицу с преследующими вас страхами

Пища в течении дня: вегетарианская пища

Призывание Херна I

Славься, Владыка Лесов!
Вот приходят олени
В твои непролазные чащи,
Гордый самец рогатый,
Лань, ради глаз которой
Самцы выходят на бой,-
И олененок хрупкий, пятнистый, будто подлесок.
Бегают зайцы,
В поисках старых нор,
Белки несут
Припасы в свои кладовые,
Перепел и фазан
Готовятся к смерти,
Что ждет их за каждым кустом.
Вы, кто не раз испытал,
Все страхи долгой погони
Кто лапы сбивал до крови,
И знает, как рвется сердце,
Кто знает: его удел -
Лишь неизбежная гибель,
Научите смело встречать
Ждущие нас невзгоды,
И постичь, что это - лишь миг,
Лишь один из многих кругов
Жизненного колеса.

Хор

Рогатый, Возлюбленный, Сын,
Бегущий по ниве зеленой,
Ты умер и тьмою укрыт -
Вернись к нам из темного лона!

(Когда затихают последние слова, все кланяются алтарю и в молчании покидают комнату)

День Херна II. Хищник

Цвет: черный и красный

Стихия: Земля

Алтарь: На черной ткани лежат звериные черепа и кости, наконечники копий и кремневые наконечники стрел, ножи и стрелы. Помещение должно быть темным, освещенным одной красной свечой

Подношение: завершение того, что должно умереть. Избавление от лишнего

Пища в течении дня: мясо

Призывание Херна II

Славься,могучий Ловчий,
Владыка Дикой Охоты,
Гончие скачут и лают,
По знаку десницы твоей.
Славься, могучий вожак,
Чьи зубы сомкнулись на горле
Желанной и сильной добычи,
Хищник, перед которым не может никто устоять.
Познавший жизненный цикл,
И принимающий жертву,
Тебе охотники в дар свою преподносят добычу,
Волк, что со стаей бежит,
Барс - одинокий охотник,
Свирепый могучий медведь,
Коварные ласка с куницей,
И пес, что несется за зайцем, -
Каждый из них говорит:
"Коли настигла Судьба,то здесь ее должно и встретить".
Научите без страха принять
Смерть, если силы иссякли,
И познать ее, глядя на мир
Безжалостным взором убийцы.

Хор

Кернунн, Кернунн,
Охота идет

(Ритуал завершается громким воем, после чего единственная свеча гасится и все участники в тишине покидают комнату)

Внезапно нашлись добрые люди, пожелавшие издать в бумаге мои переводы "рунических медитаций", если кто из читателей таковые помнит (по сему случаю я даже сподобился их отредактировать), и "Путеводитель по Девяти Мирам"Рейвена Кальдеры, переведенный annablaze.

Тираж небольшой.

По вопросам приобретения обращаться сюда, или сюда

Можжевельник

(Juniperus communis)

(Ш) Колючие ветви этого дерева, известного в Хайленде как «горный тис», сжигали в домах и конюшнях, чтобы очистить их в первое утро Нового года. Для пущего эффекта дерево следовало выдернуть из земли вместе с корнями, что было очень нелегко. Нужно было пропустить четыре пучка веток между пятью пальцами и произнести заклинание: «Я потяну добрый тис через пять изогнутых ребер Христа, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, - против утопления, опасности и помех». Считалось, что окуривание дымом можжевельника прогоняло болезни, усталость и неудачи.

Можжевельник любит расти под открытым небом пустошей, он не лесной обитатель. Это вечнозеленое деревце часто понималось как символ жизни. Всем было известно, что дым его ветвей отгоняет злых духов. Это наблюдение основывается на том, что дым можжевельника обладает сильными дезинфицирующими свойствами. В ходе эпидемий, а особенно чумы или мора, дым можжевельника был одним из немногих средств, способных помочь. Чтобы изгнать злых духов или войти в трансовое состояние, в некоторых евразийских шаманских традициях практиковалось курение можжевеловых ветвей. В сказке, записанной братьями Гримм, кости невинно убитого ребенка, лежащие под можжевельником, вызывают удивительные видения. Дерево раскрывается, меж его ветвями клубится светящийся туман, тогда как в глубине пляшут мерцающие огоньки. Из дыма и пламени появляется душа ребенка, в облике веселой певчей птички, и летит от дома к дому, по пути повторяя, как мать убила его, отец съел его мясо, а сестра зарыла кости под деревом: это напоминает один из древнейших обрядов охотничьих сообществ – воскресение мертвецов из их костей. Туман, поднимающийся от можжевельника, может быть его густой пыльцой, которую люди измельчали в тонкую пыль и хранили в капсулах, как талисман. В северных сказках можжевельник иногда выглядит дымящимся или горящим. По ночам глубоко внутри дерева можно услышать смех, танцоров или гномов, считающих деньги. Сон в тени можжевельника непременно восстановит жизненные силы и поправит здоровье. Считается, что веточка можжевельника, если носить ее на шляпе, утраивает физическую силу владельца. В Австрии она срезается во имя Троицы. Эти ветки используют, чтобы задать неизвестным или скрывшимся грабителям основательную трепку, пока они не вернут украденное. Ягоды были популярны в медицине для детоксификации и увеличения тока мочи, но сейчас это средство мало используют, ведь регулярное применение можжевеловых ягод способно повредить почки.

Лиственница

(Larix decidua)

Это дерево не слишком популярно в европейском фольклоре, за исключением Альп, где оно распространено повсеместно и достигает поразительных размеров. Название этого дерева – «larch» - вероятно, имеет кельтское происхождение. Единственное хвойное дерево в европейских лесах, что сбрасывает листья, лиственница связывалась с благими лесными нимфами. В Тироле считается, что под этим деревом собираются лесные девы и салигены («благословенные дамы»). Эти духи помогают беременным женщинам и благословляют воспитанных детей – если, конечно, им удается таковых повстречать. Лиственница способна подарить бесплодной паре ребенка. Из лиственничной смолы делали скипидар, в небольшом количестве ее добавляли в мазь от артрита и болезней легких.

Начало

Свинья – Мук - Sus scrofa

Во многих ирландских легендах свинья ассоциируется с пиршеством, и свинина считалась самым вкусным мясом. .7 Триада девятого века включает в себя смерть жирной свиньи среди «трех смертей, которые лучше, чем жизнь». Другая триада повествует о кабане, который «устраняет позор в каждое время года», или, другими словами, обеспечивает пиршественный стол высокородным гостям, когда бы они не вздумали приехать. «Повесть о кабане Мак Дато»рассказывает о споре, возникшем между воинами Ульстера и Коннахта: они никак не могли решить, кто будет разделывать кабана на пиру у короля Мак Дато. Кабан, которого семь лет кормили молоком шестидесяти коров, был чудовищно толстым: на его морде было до семи сантиметров жира. Зверь был так велик, что поперек него могли улечься сорок быков, а хвост его перевозили на телеге, влекомой девятью мужчинами. В итоге, раздел кабана поручили Коналу Кернаху, но он забрал себе всего кабана, оставив воинам Коннахта лишь передние ноги. Тотчас же вспыхнул бой, и обе стороны понесли изрядные потери. В ирландских мифах Мананнан, морской бог, отвечал за пиры богов в потустороннем мире, предоставляя им в качестве пищи своих волшебных свиней. Будучи зарезанными и съеденными, они волшебным образом оживают на следующий день и ждут новых пиршеств, где все повторяется снова. В «Книге Завоеваний»Луг просит у Эасала, Короля Золотого Столба, его свиней, которых хотя и «убивают каждую ночь, на следующий день они оживают, и не случится болезни или немощи ни с одним человеком, который вкусит их мяса».

Существует археологические свидетельства того, что свинина были любимой пищей на кельтских тризнах, как для умершего, так и для провожающих его.8 Судя по всему, на таких пиршествах съедалось множество сочных ягнят и поросят, чьи кости потом бросались с могилы. Свиные туши нередко клали в могилы и как пищу для мертвецов на их празднествах в Ином мире, идущих параллельно с земными пиршествами. Во французском погребении Ла Горж Мейечетвертого века до н. э., где были обнаружены останки молодого воина и колесницы, найдены яйца, останки птицы, часть свиной туши и нож, чтобы резать мясо. Покойного сопровождал в загробном путешествии еще и великолепный кувшин для вина. Погребение во французском Суассонесдержит останки двух лошадей, запряженных в колесницу, двух быков, двух козлов, три овец, четырех свиней и собаки. Несколько захоронений позднего железного века в английском графстве Дорсет примечательны тем, что части свиной туши лежали подле головы покойника, тогда как женщина из захоронения в Йоркшире держала в руках куски свинины. Принесенных в жертву свиней обнаружили на гало-романской стоянке в английском Челмсфорде, а в ритуальном хранилище, обнаруженном археологами в венгерском Шопроне, нашли останки целого кабана, лежавшего в обложенной камнем яме. Кабаньи клыки найдены в норфолкской ритуальной шахте-колодце.

Дикая свинья или кабан были излюбленными символами неукротимости и отваги в искусстве древних кельтов: обычно зверь изображался со вздыбленной на хребте щетиной, бросающим вызов своим врагам.9 Вепри украшают знаменитый котел из Гундеструпа – ритуальный серебряный сосуд, найденный в Дании. Кабаны – в виде статуэток или нашлемных гребней - нередко украшали шлемы. Изображения вепрей встречаются на монетах и на мечах. Несколько изображений на других предметов донесли до нас охоту на кабанов – например, на кувшине из Баварии, датирующимся третьим или четвертым веком до н.э., изображены кабаны и олени, которых преследует охотничья собака; на бронзовой повозке из Мериды (Испания) запечатлено преследования кабана всадником. Но больше всего поражают бронзовые карниксы, или кельтские трубы, чьи раструбы нередко имели форму кабаньих голов. Одна такая труба, первого века н.э., была обнаружена в Грампиане (Шотландия): раструб ее имел форму кабаньей головы с разверстой пастью, где помещался составной деревянный язык. Когда он вибрировал, карникс издавал ужасающий рев, пугая неприятеля.

Свинья часто также связывалась с изобилием и благосостоянием самой земли.10 Когда милезианцы впервые ступили на берег Зеленого Острова, Туата Де Даннан наложили на остров чары: его укрыли облака, придав Ирландии облик огромной свиньи. «Книге Завоеваний» рассказывает, что богиня Бригита, дочь Дагда (но не святая Бригита!) владела кабаном по имени Торк Триат, царем над всеми кабанами Ирландии. В его честь названа равнина Трейтирне на юго-востоке графства Типперари, и считалось, что он испускает крик всякий раз, когда в Ирландии свершается грабеж. «Глоссарий Кормака»так объясняет природу слова «триат», обозначающего кабана: дело в том, что зверь «поднимает» (sodathar) землю в поисках пищи. Тот же текст выводит ирландское название свиньи, «мук»из слова «muena», «свирепый». Кабан Бригиты, Торк Триат, по всей видимости, тождественен валлийскому Турх Труйту из истории о Килухе и Олуэн. В ней повествуется о том, как король Артур прибыл в Ирландию в поисках волшебных ножниц, гребня и бритвы, спрятанных меж ушей кабана. В долгой борьбе с королем зверь разорил пятую часть всего острова. В конце концов вепрь впал в такую ярость, что направился в Уэльс, чтобы опустошить и его. Сея хаос в Южном Уэльсе, Турх Труйт пересек реку Северн и направился в Корнуолл, преследуемый Артуром и его людьми. После долгих усилий волшебные сокровища оказались в руках у охотников, загнавших кабана в море. Турх Труйт упоминается также в рассказе о короле, превращенном за свои грехи в кабана. Другая свинья из валлийских легенд, Хенвен («старая белая») судя по всему, связана с сельским хозяйством. По легенде, странствуя по Южному Уэльсу, Хенвен оставила в Гвенте пчелу и пшеничное зерно, а в Дифеде – пчелу и ячменное зерно, и с тех пор эти два края стали самыми богатыми пшеницей и ячменем. Однако к северному Уэльсу она была не столь доброжелательна - там она родила волчонка, орла и котенка, из которого впоследствии вырос чудовищный кот Палуг.

Боги и богини, связанные со свиньями, также почитались древними кельтами.11 Коцидий, британский бог войны, обычно изображался в каменной резьбе с копьем в руке и в окружении кабанов. В Бельгии арденнские кельты поклонялись богинеАрдуинне, обычно изображавшейся в виде охотницы, вооруженной ножом и восседающей на кабане. Это символизирует ее двойственность, ведь она одновременно охотница и защитница/ спутница обитателей леса. В Бургундии поклонялись аналогичному галло-римскому божеству, известному как Меркурий Моккос (вспомните ирландское слово «мук»!). Удивительный образ другого бога-кабана из Эфиньекса (северная Франция) являет нам бога в виде фигуры лежащего человека, по торсу которого шествует большой кабан со вздыбленной на хребте щетиной. Свиньи фигурирует и в мифах других европейских народов. У Фрейра, скандинавского бога плодородия, был волшебный кабан по имени Гуллинбурсти, способный мчаться по земле, морю и воздуху. Он всегда испускает яркий свет, даже оказавшись в мрачном подземном мире – дело в его блестящей щетине. В классической мифологии, свинья была священным животным Цереры, римской богини земледелия, потому что она научил людей рыхлить землю.

Отношения с человеком

Домашняя свинья происходит от дикой свиньи (Sus scrofa), которую неолитические земледельцы Европы и Ближнего Востока приручили 7 тысяч лет назад. 12 Свиньи славились своим умением поглощать все виды бытовых отходов, – включая траву, корни, желуди и даже падаль – давая взамен сочное мясо. Кельты континентальной Европы славились огромными стадами скота, в том числе и свиней. Греческий географ Страбон писал, что у кельтов «стада овец и свиней так многочисленны, что галлы снабжают шорными изделиями и в большом количестве солониной Рим и бо́льшую часть областей Италии». Позднее свинина становится излюбленной пищей римских солдат. Кости диких свиней, которые отличаются от домашних своей величиной, гораздо реже встречаются в культурном слое кельтских поселений Европы, что позволяет считать охоту на вепрей забавой знати, а не источником пропитания. Одомашненые свиньи появились на неолитических стоянках Ирландии несколько тысяч лет назад, и их кости обнаружены в Рингнейл Квай (графство Даун) и в южном Танкардстоуне (графство Лимерик). Считается, что дикая свинья обитала в Ирландии на правах естественного вида, но это сложно доказать поскольку ранние породы ирландских свиней практически неотличимы от своих диких родичей. В частности, череп ныне вымершей длинномордой свиньи, известной так же под именем «староирландской борзой свиньи», очень похож на череп дикой свиньи, что создает определенные трудности. Древние ирландские свиньи были намного мельче, тоньше и волосатей, чем современные породы, многих из которых скрещивали с массивными азиатскими свиньями.

В древности обычным делом было надолго выпускать свиней (под присмотром свинопасов, разумеется) на прокорм в дубравы, где пищей им служили корни и желуди. Это стирает грань между дикими и домашними свиньями – ведь последним в таких условиях было легко вырваться из-под человеческого надзора и сбежать на свободу. Об этой практике рассказывает «Похищение быка из Куальнге»,где владыки Коннахта, Айлиль и Медб, решают подсчитать свой скот, чтобы узнать, кто из них богаче. В числе прочей скотины, «из лесов, с косогоров и пустошей привели им несметные стада свиней».

Особое значение имел урожай желудей, которые собирали в сентябре-октябре: ими свиней кормили в течении всей зимы; либо же свиней резали на мясо, чтобы обеспечить запасы на зиму. Старинная фраза «свинья, что погибает до урожая желудей»обозначала в Ирландии упущенную возможность. Один юридический документ утверждает, что один дуб в урожайный год может дать достаточно желудей, чтобы откормить одну свинью. Урожай желудей – явление весьма непредсказуемое: через несколько лет он может полностью сойти на нет. Тем не менее, «Анналы Клонмакнойса»донесли до нас, что урожай желудей в 1038 году был столь обилен, что удалось выкормить даже самых слабых поросят. Другой излюбленной пищей свиней был, судя по всему, корень одуванчика, который ирландцы в старину называли «сербан мук», что означает «свиная горечь». Помимо мяса, ценились и свиные шкуры, из которой иногда делали одежду, а несколько ирландских сказаний повествуют о куртках из свиных шкур, которые носили колесничие.

Похоже, что свиньи древней Ирландии имели различный окрас, и один источник перечисляет различные виды свиней, говоря о белых, серых, черных, красновато-коричневых и иссиня-черных окрасах. В старинном «Брегонском законе»свиньям уделяется такое же внимание, как и овцам. Поросенок стоил один пенни, и по мере того, как рос, цена возрастала, пока не достигала девяти пенсов за полностью выращенного кабанчика. Рента, которую лорд получал со своих арендаторов, как правило, включала в себя и полутушу беконной свинины. «Брегонский закон» рассматривает и некоторые вопросы, касающиеся свиноводства. Самого маленького поросенка забирали от свиноматки и искусственно выкармливали: обычно этим занималась жена фермера, и потому ей доставались две трети его мяса. Выращиваемая таким образом свинья может стать домашним любимцем, что сопряжено с возможными неприятностями, так как свинка исследует все вокруг в поисках пропитания. «Закон», говоря о проступках и грехах таких свиней – что свидетельствует о распространенности проблемы – приводит ирландскую пословицу: «три худших домашних животных – животное священника, животное нищего и животное свинья». Также «Закон» оценивает вред, который могут причинить свиньи, самовольно проникнув на чужую территорию, - а он, учитывая их привычку раскапывать землю в поисках корней, может оказаться весьма значительным. «Закон» велит хозяину свиней выделить пострадавшему другой участок для выпаса, пока поврежденная земля не восстановится, - а таковой она считается, когда две лошади, запряженных вместе, смогут спокойно пастись, а к их зубам не станет приставать земля. Телесные повреждения, наносимые свиньями, также рассматриваются в «законе брегонов» - и в этом нет ничего удивительного, ведь свинья может быть очень агрессивна по отношению к человеку, а ее острые клыки могут нанести серьезные раны, и даже привести к смерти. На диких (или одичавших) свиней в древней Ирландии регулярно охотились, о чем свидетельствуют многочисленные сказки – но, в отличии от других областей проживания кельтов, большее внимание уделялось добыче мяса, а не спортивной составляющей охоты. Чаще всего на свиней охотились с собаками, но порой прибегали к луку со стрелами или всевозможным ловушкам.

Автор XII столетия Гиральд Камбрийский, писавший вскоре после норманнского завоевания, в своем описании Ирландии утверждает, что местные дикие свиньи были «малы, плохо сложены и склонны убегать. Они равно неполноценны как в неимении отваги и мужества, так и в физическом своем развитии». 13 Безотносительно истинности этих утверждений, археологические находки указывают, что дикие свиньи не протянули долго после норманнского вторжения – вероятно, вследствие чрезмерной охоты и вырубки дубрав, от которых звери всецело зависели. Несмотря на это, различные источники единогласно утверждают, что дикие свиньи обитали в Ирландии вплоть до XVII века, хотя были ли они действительно «дикими», спорно. Так, О'Салливан Бирв своей книге «Естественная история Ирландии» (1625) утверждал, что «дикие лесные свиньи, как рассказывают, былиздесь очень толстыми» (курсив мой - МакКойтир). Использование прошедшего времени, судя по всему, подразумевает, что таких свиней в Ирландии больше не встречалось. Если верить народной традиции, то последний ирландский кабан был убит в Кантёрке («Кан Торик» - дословно «кабаний мыс») – это графство Корк, - примерно в начале семнадцатого столетия, но нет никаких записей, подтверждающих этот факт, или же проливающих свет на вопрос: «когда вымерли ирландские дикие свиньи?»

Единственная обособленная порода ирландских свиней, чье существование исторически подтверждено, это так называемые «борзые свиньи», одомашненные в Ирландии в период неолита: это прямые потомки диких европейских свиней. 14 Свое странное название эти свиньи получили за свои физические особенности – длинные ноги, узкую спину и вытянутую морду. «Борзые свиньи» напоминали другие исконные европейские породы, поэтому этот рассказ о германских свиньях вполне применим и к их ирландским родичам, позволяя их лучше описать: «Казалось, они вовсе не имеют окороков; их тела были плоскими, как если бы их сжимали в тисках; и когда они поворачивались боком, их длинные острые носы и потянутые животы делали их похожими на голодных грейхаундов». Усиливало это сходство и то обстоятельство, что окрас «борзых свиней» обычно был белым или серым. Утверждалось, что в девятнадцатом столетии охотники иногда использовали вместо собак «борзых свиней», чтобы те приносили им дичь, но это выглядит маловероятным. Главную ценность этих свиней составляет умение выжить, питаясь объедками, так что держать их могли позволить себе даже самые бедные фермеры. Однако принято считать, что их мясо уступало по вкусу современным породам свиней. Дни «борзой свиньи» были сочтены, когда английские заводчики в XVIII веке стали скрещивать местные породы с экзотическими свиньями из Азии. Азиатские свиньи были меньше европейских, но их легче было откормить, и заводчики вскоре соединили размеры европейской свиньи со способностью восточной свиньи набирать вес. Ирландские заводчики не отставали, и поголовье «борзых свиней» начало сокращаться, пока в начале XX века они не вымерли окончательно. Их наследие, впрочем, не совсем утрачено – одна из редких ныне пород, тамуэртская свинья, представляет собой гибрид «борзой свиньи» и местных британских пород. Выведенная в 1809 году сэром Робертом Пилом в его поместье Тамуорт, тамуэртская свинья дошла до наших дней как редкая порода, которая, однако, высоко ценится за свою морозоустойчивость и способность выдерживать суровые условия.

Еще одна примечательная ирландская порода – «крупная белая ольстерская», была выведена в начале XX века путем скрещивания «борзых свиней» и импортных гибридных пород, таких, как беркширы. Хотя они и был популярны в первые десятилетия нашего века, затем спрос на этих свиней упал, поскольку их мясо слишком жирное. Растущий спор на постное мясо привел к тому, что к 1960-ым поголовье «крупных белых ольстерских» сошло на нет. На сегодняшний день, ирландское свиноводство опирается в большей степени на породы смешанного, европейско-азиатского происхождения, такие, как ландрас, и судя по всему, не ощущает утраты аборигенных пород. Свинина - по-прежнему популярное блюдо на ирландском и европейском столе, и свиноводство по-прежнему остается важной отраслью ирландского сельского хозяйства, уступая лишь мясному и молочному животноводству.

Свинья – Мук - Sus scrofa

Свиньи издавна ценились в Ирландии за сочное мясо, да и в местных легендах свинина была излюбленным лакомством богов и героев на их празднествах в Ином мире. Охотники уважали кабанов за отвагу и свирепость, которую они являли, защищая свою жизнь, и потому вепрь считался символом воинского духа.

Народные верования и обычаи

Поскольку диких кабанов в Ирландии за несколько столетий истребили почти полностью, ирландский фольклор в большей мере ориентирован на домашних свиней.1 Кое-где в Ирландии считалось удачей загнать свинью в дом утром первого мая – это обеспечивало удачу на протяжении всего грядущего лета. Бытовало убеждение, что свиньи могут увидеть ветер и тем самым предсказать погоду. Еще свиньям приписывался необычайно острый слух – якобы они могли слышать, как растет трава. В Англии считалось плохой приметой, если невеста по дороге на свадьбу встречала свинью – к счастью, в наши дни такие встречи очень редки! В ирландском фольклоре считалось, что спаривание свиней связано с лунными циклами. Если кабан покроет свинью при полной Луне, она даст богатое потомство. Если свинья вошла в течку, когда Луна была в полной четверти, то помет будет невелик. В Великобритании считалось, что скотину, особенно свиней, нельзя забивать на убывающую Луну – в этом случае мясо будет сильно увариваться при готовке. Скот следует забивать, когда Луна растет. Неудачным днем, чтобы резать свиней, в Ирландии считался понедельник. Лучшим временем для забоя скота, особенно свиней, был праздник святого Мартина (11 ноября): мясо заготавливалось на зиму, а часть его, по традиции, раздавалась беднякам. Согласно легенде, святой Патрик постановил, что каждый монах или монахиня должны были зарезать свинью в честь святого Мартина, который даровал монахам их тонзуры. Обычным делом было и окропить свиной кровью дверь и четыре угла дома, чтобы отогнать от него злые силы. Многие жители Шотландии вообще не едят свинину – наверное, потому, что в Ветхом Завете, а именно во «Второзаконии», содержится запрет на мясо свиней, как «нечистых»животных. Для некоторых шотландцев этот запрет был настолько силен, что даже произнесение слова «свинья» сулило им несчастье: его можно было избегнуть, лишь коснувшись после произнесения этого слова «хладного железа».

Бытовало мнение, что злые духи частенько появляются в обличье черных свиней, и многие считали, что свинья – худшая из личин, которые мог принять Волшебный народ. Тем не менее, вреда можно было избежать, если полностью игнорировать духа или произнести молитву, если тот рискнет приблизиться. Если это не помогало, то нечисть наверняка могла отпугнуть палка из орешника. Еще можно было добраться до ближайшего моста – ведь хорошо известно, что такие создания не могут пересечь текущую воду. Хэллоуин – время, когда барьеры между нашим и Иным миром истончались, - был подходящим моментом для Черной Свиньи, чтобы пересечь эту границу, поэтому мудрый в эту ночь никогда не путешествовал в одиночку. Ирландские сказки нередко сравнивают богачку и ее детей, с презрением отвернувшихся от пришедшей за подаянием нищенки, со свиньей, окруженной поросятами; а когда после этой встречи богачке пришло время рожать, на свет появился младенец со свиной головой. Вдоль южной границы Ольстера, от Литрима до Армы, тянется сеть валов и рвов, известных в местном фольклоре как «Вал Черной Свиньи». Согласно легенде, они появились, когда злого учителя обратил в черную свинью один из его учеников, заполучивший книгу с магическими заклинаниями. Превращенный учитель впал в ярость и пронесся по окрестностям, вспахивая рвы своими острыми клыками, а вырытая им земля образовала насыпи. На самом деле, эти валы датируются, скорее всего, Железным веком, и воздвигнуты они были, чтобы предотвратить вражеские набеги за скотом.

Порой свинья фигурирует в ирландской народной медицине.2 Чтобы избавить ребенка от «свинки» (эпидемического паротита), его следовало отвести в свинарник и потереть головой о спину свиньи в надежде, что болезнь перейдет от человека к животному. В этот момент следует читать молитву, или же повторять следующие слова: «Свинья, свинья, вот тебе свинка». В графстве Корк считалось, что для исцеления от зубной боли нужно было положить голову на землю там, где ее рыла свинья, и перекрестить рот. Считалось, что если один раз проделать эту манипуляцию, то зубная боль никогда больше не побеспокоит вас. А отвратительный способ избавления от желтухи предписывает больному проглотить до десяти живых вшей, снятых со свиньи. Некоторые ирландские поговорки также касаются свиней. 3 Например – «у маленькой свиньи большие уши», «тихая свинья ест капусту»и «свинья священника получает больше каши». Самое известное описание счастливого человека утверждает, что он сидит «у свиньи на спине», или же «лежит в лаванде, как свинья Пэдди».

Мифы и легенды

Охота на кабанов – элемент многих ирландских сказаний, особенно связанных с фианной.4 Эти звери часто отличаются поразительными размерами и свирепостью. Например, вепря, на которого фианна охотилась возле озера Ло-Лейн в графстве Керри, описывали как огромного зверя с острыми клыками, черной пастью и алой гривой. Перед тем, как пасть от рук охотников, этот кабан убил тридцать девять мужчин и семь свор гончих. Другой кабан, из числа свиней Балора, отличался «ужасным обликом и силой», и мог прокормить всю фианну в течении недели. В одной поэме Финн Маккул, предводитель фианны, перечисляет тридцать свирепых кабанов, на которых он охотился по всей Ирландии вместе со своим псом Бранном, в том числе «кабана из Друим ан Оуэн – быстро ты его одолел, невзирая на злобу вепря; кабана из Маг Глуин, могучего бродяги, кабана из Финнбара, кабана из Финнкарна». Количество свиней, добытых фианной на охоте, порой умопомрачительно: так, в одной поэме говорится, что на охоте, длившейся целую неделю, была добыта тысяча зверей. Некоторые из преследуемых героями свиней неизбежно оказываются заколдованными. К примеру, как-то раз фианна охотилась за дикой свиньей на горе Барнес Мор, и гончий пес Финна, Бран, одолел зверя. Когда свинья завизжала, из соседнего сида (эльфийского холма) вышел высокий человек и попросил Финна, чтобы свинью отпустили. Когда Финн согласился на это, незнакомец ударил животное друидским жезлом, и свинья превратилась молодую красавицу по имени Скатах («Темная»). Мужчина пригласил Финна в эльфийский чертог на праздник, где девушка настолько очаровала героя, что тот попросил у мужчины (ее отца) ее руки. Тот согласился, и Скатах стала играть для гостей на арфе. Ее игра была такой красивой, что Финн и вся фианна погрузились в сон. Когда они проснулись, то обнаружили, что находятся на вершине горы Барнес Мор, а Скатах и ее отец исчезли. В другой истории Энгус Ог из Племени Богини Дану бросил вызов фианне, утвержая, что воины и их псы не смог убить ни одной из принадлежащих ему свиней. Фианна принял его вызов, но когда воины прибыли в назначенное место, они столкнулись со «стадом ужасных свиней, каждая из которых была ростом с оленя». Завязалась долгая битва, в которой было убито множество свиней, но погибли и многие собаки и мужи фианны. Разгневанные воины отправились к Бру-на-Бойну (Ньюгрейндж), желая отмстить Энгусу. Тот объяснил воинам, что претерпел не меньший ущерб: на самом деле свиньи были заколдованными детьми союзных ему королей, и среди них погиб и его собственный приемный сын. Фианна помирилась с Энгусом, и каждая сторона выплатила штраф, положенный согласно «Брегонскому закону».

Наверное, самый известный рассказ о заколдованном кабане повествует о вепре из Бен Гулбана, что в графстве Слайго, который был неразрывно связан с героем Диармайдом. 5. Эта история началась с того, что сын управляющего Энгуса Ога погиб от руки отца Диармайда, Донна, который был настолько ревнив, что не стерпел, что мальчик получал больше внимания, нежели Диармайд. Донн убил мальчика, воспользовавшись беспорядками в доме Энгуса: он сжал малыша до смерти, когда тот пробегал между его ногами. Управляющий выяснил при помощи магии, что сын его был убит Донном, и оказался вправе распорядиться жизнью сына преступника, - но не стал убивать Диармайда. Вместо этого он взял волшебный жезл и ударил погибшего ребенка, превратив того в большого кабана – по разным версиям, без щетины, уха или хвоста. Затем колдун сказал зверю: «Я создам меж вами связь, чтобы привести Диармайд, внук Дуибне, к погибели; и твоя жизнь продлится не дольше, чем жизнь сына Донна». При этих словах кабан вскочил, метнулся к дверям, и направился в сторону Бен Гулбана.

Много лет спустя Финн Маккул и Диармайд, ставшие врагами из-за прекрасной Грайне, благосклонности которой добивался каждый из них , отправились на кабанью охоту в Бен Гулбан. Финн предупредил соперника, чтобы тот не преследовал кабана – ведь с ним была связана сама жизнь юноши, но втайне он хотел заманить Диармайда в ловушку. Желание Финна сбылось, когда Диармайд заявил, что не боится и будет преследовать зверя, во что бы то ни стало. Вепрь прославился своей свирепостью, и до сих пор никто из фианны не смог его одолеть. Диармайд, однако, вцепился в кабана, когда тот атаковал охотника, и держался, пока зверь прыгал через потоки и вершины. В конце концов, на вершине одной из гор, кабан сумел сбросить охотника и так распорол Диармайда своими клыками, что внутренности героя упали к его ногам. Тем не менее, умирающий герой сумел ударить вепря мечом, разбив ему череп и поразив мозг. Когда к Диармайду подошел Финн Маккул, умирающий напомнил ему, что тот может исцелить человека, дав тому выпить воды из своих ладоней. Финн не проявил особого рвения, но умирающий и люди фианны напомнили ему о долге перед Диармайдом. Маккул отправился к соседнему роднику, но когда он вспомнил о Грайне, вода утекла меж его пальцев. Он сделал вторую попытку, но был обруган фианной. В третий раз он все же принес Диармайду немного воды в ладонях, но прежде, чем он добрался до умирающего, тот испустил дух. Эта история похожа на греческий миф об Адонисе, прекрасном юноше, ставшем жертвой ревности своего соперника, бога Ареса, и убитом вепрем во время охоты.

Свиньи славятся своей привычкой раскапывать землю в поисках корней и другой пищи, которую могут найти. В те дни, когда они бродили свободно, это нередко наносило огромный ущерб сельскому хозяйству. 6 Подтверждение этому содержится в «Старине Мест», повествующей о том, как расположенная в Коннахте около Атенрая, что в графстве Голуэй, равнина Маг Мукриме («равнина, где считают свиней») получила свое название. Мы узнаем о нашествии волшебных свиней, заполнивших королевство Коннахт, уничтожающих зерно и почву: это побудило короля Айлиля и королеву Медб к решительным действиям. Колдовская сила свиней состояла в том, что никто не мог точно подсчитать их число. Похоже, что единственный способ сделать это, и тем самых лишить врагов силы, было охотиться на них и убивать, что и подтверждают следующие строки:

Маг Мукриме

Из Пещеры Круахана, своего убежища,
Стремительно мчится черное колдовское стадо,
Пробужденное демоном тощее полчище,
Пришедшее в земли Медб и Айлиля.

Эти свиньи обладали удивительной силой,
По сотне их насчитывалось в одном поле.
Нужно было сосчитать их до Последнего Дня,
Но никто не мог этого сделать

Урожай и земля в Коннахте
Были испорчены, как говорят барды.
Беспорядок и разрушение оставались
В каждом месте, где они проходили.

Айлиль и Медб наконец-то устремились
Дабы охотиться на них, и в точности их сосчитать,
И нашли свиней на чистых, светлых песках
Отдыхающих на приволье в Маг Фроэх.

В этот день и здесь, и там,
Всех диких свиней сосчитали в Маг Фроэхе,
И поворотом в рассказе кажется,
Что эту равнина отныне зовут Маг Мукриме.

Привычка свиней копаться в земле, однако, не всегда имеет только лишь негативные последствия. Согласно «Житию Святого Патрика», он сумел выкупиться на свободу у своего хозяина, Милиука, благодаря кабану, вырывшему груду золота. Патрик отдал золото Милиуку, но когда он покинул хозяина, золото вновь ушло в землю.

Продолжение

Идешь, куда ж я денусь, даром что с эпохой я, как казалось, надолго завязал."Как говорится, родина велела", в смысле нижегородцы позвали.

Мои благодарности ахтырским гусарам за гостеприимство, анархистам за приятное общение, цыганам за ночные посиделки с гитарами, романсами и каберне.

Ну и фотографии посмотрите - люди старались, делали

С программой фестиваля познакомиться можно здесь

Липа

(Tilia platyphylos, Tilia cordata)

(Г) Это величавое дерево с большими сердцеобразными листьями было распространенным символом любви и мира. Некогда липу посвящали богиням любви Фрие и Фроуве, и, благодаря богине Фроуве, женщинам в целом. После принятия христианства, миссионеры связывали женскую божественность этих деревьев с Богородицей. Бесчисленные липы, посвященные Деве Марии, свидетельствуют о распространении таких представлений. Считалось, что в шорохе листьев можно услышать божественный голос. Липа полна веселья и беззаботности. Ее нередко сажают в центре деревни или там, где селяне устраивают танцы и отмечают праздники. Иные старые липы достигают таких исполинских размеров, что их ветви поддерживает до сотни столбов. Как дерево богини любви, липа – частый элемент любовной магии. Часто юноши произносят заклинания под деревом, прося липу воплотить в жизнь их любовные желания. Если чары не действовали, это ставили в вину дереву и грозили ему карами за подобное бездействие.

У трубадура Вальтера фон дер Фогельвейде есть стихи, восхваляющие ложе под липой, смятые цветы и траву, поющего в ветвях соловья… Дитриха Бернского и его спутников убедил отдохнуть под липой карлик – и они увидели причудливые игры бесчисленных птиц и зверей. Когда Зигфрид омывался кровью дракона, дабы стать неуязвимым, ему на плечо упал липовый листок, который в итоге и стал причиной смерти героя: ведь впоследствии любовные хитросплетения завершились подлым убийством, которое произошло весной, под липой. Подле одиноких лип селяне нередко вершили свой суд. Осужденный преступник мог доказать свою невиновность, посадив молодую липу вверх корнями. Если через год или два между корней появлялись зеленые ветки, а ветви пускали корни, то божество давало знать, что посадивший липу человек невиновен.

Собственно, интерес к реконструкции варваров периода Римской империи возник у меня довольно давно, году этак в 2007, но тогда дальше хотелок и чтения книг дело не пошло. Но в какой-то момент узнал о грядущем мероприятии «Ратоборцев» по Риму, и опасно задумался. Ходу мыслей немало способствовали тотальный облом многих планов, порожденный т.н. "кризисом", нелюбовь к посещению реконструкторских мероприятий в качестве зрителя, и долгое воздержание от мероприятий с оружием холодным в пользу мероприятий с оружием огнестрельным. Короче, махнул рукой и начал собирать хабар.

Собственно, главный выбор был на предмет того, кого делать - кельта или германца, поскольку я равно интересуюсь и симпатизирую и тем, и другим. Но великие Езус, Тарнанис и Тевтатис распорядились по-своему, в итоге чего подписался я именно на кельтов - что, как показала практика, было выбором мудрым.

Поскольку Рим - это тема, среди наших березок не особо популярная, то и с хабаром возникли определенные проблемы. В подробности не полезу, но замечу, что исходно планировалось собрать чуть более интересный комплекс. Обидно, досадно, но ладно.

Многабукв писать не особо хочу, да и смысла не вижу. Так, конспективно пробегусь. "Ратоборцы"безусловные молодцы - организовать полномасштабный фестиваль на эпоху, до сих пор представленную в России локальными междусобойчиками, дело непростое и тем более похвальное. А поскольку ребята изрядно расширили географию проекта и добавили к ожидаемым римлянам, кельтам и германцам Ближний Восток, греков и кочевников южных степей, то была масса всего интересного и для самих участников, занимающихся другими народами. Подержать в руках махайру и акинак, к примеру, я давненько хотел.

Неплоха была и боевая часть. Очень порадовали голландские кавалеристы - жаль, наши пока такого изобразить не могут. Очень аккуратная работа, без фанатизма, но в свое удовольствие. Жалко, конечно, что шлем к фестивалю не приехал, и на часть стычек пришлось забить, но свою порцию радости я получил. Новый меч оказался выше всяких похвал, с копьем не заладилось практически сразу, но это уже совсем другая история.Многое позабыл, конечно, за столько-то лет, но все оказалось не настолько плохо :)

Но - не боями едиными, посему хочу искренне поблагодарить кельтских дев за мастер-классы по ткачеству, рассказы о травах, роспись воинов вайдой (последняя, как выяснилось опытным путем, имеет интересный эффект - после хождения в раскраске под солнцем и последующем смывании, на коже остается узор - за счет того, что кожа там остается светлой, так что моя левая рука сейчас какбэ забита), постановку обрядов (в бОльшей части которых я принимал участие, в дипазоне от заслуженного воина до казнимого преступника, не миновав и отца невесты),и за саму ту атмосферу, которую они создавали в лагере. Вы самые лучшие :)

Говоря о сценках, "восстание рабов"и участие в триумфе на правах военнопленного тоже удались на славу. Работорговцы потом долго радовались на славу удавшейся сцене.Ну и ходить в одних цепях с красивыми женщинами всегда приятно.. Надеюсь, что "восстание"таки смонтируют и выложат в сеть, это было прекрасно.

Кельтско-германский пир и посиделки (впрочем, скорее уж "полежанки", сообразно реалиям) с боспорскими греками тоже были недурны. Жаль, что в Коломенском запрещены полноценные костры, но подходящую атмосферу создать мы все же сумели.

Ну и традиционно рад был встречам со старыми знакомыми и знакомствам новым. Отрадно, что приехало столько гостей из-за бугра, и хочется верить, что им "Времена и Эпохи"тоже понравились.

Сдается мне, что любезные мои читатели уже подустали, посему накидаю немного фото. Моих практически нет, но, думаю, вы это переживете. Поехали





Единственная непокоренная Цезарем галльская деревушкаДеревня кельтов, фото nektonemo



Дом наших германских соседей



Суровая простота римского лагеря



Штандарт ребят из Румынии, реконструирующих даков (фото Андрея Христенко). Все очень хорошо, все практически по классике.В последнюю ночь звали нас в гости, но сил уже не было никаких, плюс самые англоговорящие наши товарищи на тот момент уже уехали, а на слух я язык понимаю довольно паршиво. Хотя германцы с немцами (хорошо сказал, аж самому понравилось) общались практически на пальцах и ничего, все довольны.



Дикие скифские нравы...



... заставляли греческих колонистов быть в постоянной боеготовности.



Пока кельтские и германские мужи пугают римских солдат страшными рожами...



... и холодным железом...



..друиды вершат свои обряды (фото Маргариты Павлухиной)...



... а женщины готовятся к праздичному пиру (фото Андрея Христенко)

Клен

Клен (семейство Acereae)

Хотя несколько разновидностей европейского клена можно встретить в сельской местности, в горах и в лесах, фольклор по неизвестной причине обходит это дерево стороной. С ним не связываются предания или какие-либо традиции. Святая Хильдегарда называет клен «холодным»и «сухим». В Средние века компресс из измельченных кленовых листьев накладывали на брови при герпесе, и на воспаленные синяки, чтобы охладить их. Если просверлить в стволе дерева весной отверстие, то одно дерево в день может дать сборщикам до литра сладкого сока. Затем сок кипятят до получения сиропа, из которого и получают сахар (из 100 литров сока кристаллизуется приблизительно 1 кг сахара).

Груша

(Pyrus pyrastec Pyrus communis)

«Грушевые деревья, отменные лазутчики
В стычке на равнине» (КТ 8)

«Милы цветы на вершинах груш» (КТ 4)

Как и яблоня, груша существует в дикой и культурной формах. Последней мы обязаны грекам и римлянам, во времена которых груша имела куда меньшие плоды с довольно кислым вкусом. Роль грушевого дерева в мифологии не была особенно значимой. Груша и яблоня в Средние века считались удачной парой, а Альберт Великий считал грушу мужским элементом. В народных любовных гаданиях парни чаще обращались к яблоням, а девушки – к грушам. В течении двенадцати ночей, составлявших праздник середины зимы, девушки старались закинуть свою обувь в голые ветки грушевых деревьев. Если башмак цеплялся за ветку, в этом году девушку ждало замужество и, что более вероятно, обмерзшие по пути домой ноги.

Затем символизм груши изменился, и она вновь стала женским символом. Растущие в лесу дикие груши считались обителью ведьм и источником желудочных спазмов. Семена были ценным источником масла: из 12 кг семян получали до 1,5 литров масла. Средневековые врачи весьма относились к свежим грушам с опаской, поскольку они порой тяжело усваиваются организмом; кое-кто даже считал груши ядовитыми. Другое дело – вареные груши, или грушевый сок: их часто предписывали как средство от проблем с пищеварением, высокого кровяного давления и заражений мочевого пузыря. Старое доброе заклинание против различных хворей звучит так:

«Груша, я обращаюсь к тебе: меня изводят трое червей: синий один, красный один, третий же сер; желаю, чтоб черви сии умерли все»

Для современного человека это выглядит как заклинание против червей, но следует помнить, что в Средние века именно черви считались причиной всех болезней. Некоторые из них были обычными червями, привычными нашему взору, но многие были невидимы – они прятались под корой деревьев и среди переплетенных корней, всегда готовые заразить неосторожного. Черви были причиной туберкулеза, головной и зубной боли, проблем с пищеварением. Считалось, что это заклинание, как и другие, ему подобные, гарантированно избавляло от червей.

Лисица – Шинах - Vulpes Vulpes

Ирландцы терпеть не могли лисиц, видя в них угрозу домашнему скоту и птице, но при этом втайне восхищались их хитростью и умением приспосабливаться к меняющимся условиям. В результате ирландский фольклор полон историй о том, как хитрый лис обманул своих врагов, и в особенности человека. С другой стороны, несколько легенд повествует о лисах, ставших друзьями ирландских святых.

Народные верования и обычаи

На Зеленом Острове бытовало множество историй о лисьем уме. 1 Например, одна из них повествует о лисе, увидевшей однажды, как человек везет на телеге рыбу. Лиса немедленно легла на дорогу перед повозкой, притворившись мертвой. Человек увидел ее, и, весь в подсчетах стоимости меха, бросил лису в повозку. Едва телега тронулась, коварная лисица принялась выбрасывать одну рыбину за другой, и наконец, выпрыгнула из телеги сама и собрала всю рыбу, разбросанную по дороге. В некоторых рассказах фигурирует волк – как простодушная жертва обмана рыжей плутовки. В одной сказке лисица и волк пробрались ночью в погреб, полный припасов, и начали пировать. Вскоре лиса утолила голод и полезла обратно, через узкий лаз. Волк принялся издеваться над странным, по его мнению, поведением напарницы, но в итоге сожрал так много, что растолстел и не смог пролезть обратно. Когда пришли люди, помнившая об умеренности лисица сбежала, тогда как жадный волк попал в руки фермеров.

Считалось, что лисица достаточно умна, чтобы пользоваться огнем. В одной истории, пришедшей к нам из графства Керри, лиса поймала двух уток, подплыв к ним под прикрытием большого листа. Когда она вылезла из воды с третьей уткой, то заметила, что пойманные ранее птицы исчезли. Догадавшись, что их похитил орел, унесший добычу в свое гнездо на вершине горы, лисица принялась строить планы мести. Она заметила догорающий поблизости костер и принялась класть в огонь утку и быстро вынимать ее. Затем она оставила утку на берегу, а сама спряталась. Вскоре появился орел, заметивший добычу: он схватил утку и понес ее восвояси. Когда ничего не подозревающая птица положила тлеющую тушку в свое гнездо, оно тотчас же загорелось и покатилось вниз по склону, объятое пламенем. Лиса получила обратно двух уток и в придачу трех мертвых орлят. В другой известной истории рассказывается о том, как лисе удалось сбежать, после того, как она пробралась на ферму за птицей и была поймана бдительными хозяевами. Лиса пролезла через дверное отверстие, предназначенное для собак: ее тотчас заметил фермер, принявшийся свистом подзывать псов. С быстротой молнии лиса схватила горящее полено и метнулась к кровати, стоявшей подле очага. Увидев это, фермер перестал свистеть и отступил, и лисица смогла вернуться обратно тем же путем.

У ирландцев было множество суеверий, связанных с лисой. 2 Широко распространено мнение, что лисица исходно была собакой викингов, которые и привезли ее в Ирландию. Считалось, что она способна предвидеть будущее, в частности погоду – ее тявканье считается признаком надвигающегося дождя. Верили, что для некоторых семей лисица выступает чем-то вроде баньши – например, для семьи Престонов из Горманстона, что в графстве Мит, герб которых украшала бегущая лиса. Если член этой семьи находился при смерти, считалось, что лисы будут собираться рядом с домом и непрерывно лаять. Плохой приметой, особенно для рыбаков, считалось, выйдя из дому с утра, встретить рыжеволосую женщину или лисицу. Рыбаки на западе Ирландии, увидев поутру лисицу, возвращались домой и в море в этот день не выходили. С другой стороны, в Англии считалось доброй приметой встретить одинокую лисицу, но плохой – увидеть лисью стаю. Лисы фигурируют и в довольно мерзких практиках ирландской народной медицины. Один из способов лечения бесплодия предписывал женщине обсыпать сахаром лисьи тестикулы и зажарить их в печи. Затем их следовало есть перед обедом, в течение трех дней кряду. Народное ирландское средство от камней в желчном пузыре и в почках - натереть больное место лисьей кровью. Считалось, что при помощи лисьего языка можно было удалить застрявший в ноге шип – даже когда иные способы оказывались бессильны. Ирландская пословица о лисице говорит о ее осторожности: у нее легкая поступь, она смотрит вперед, но и по обе стороны дороги.

Мифы и легенды

Лисы фигурируют в нескольких рассказах об ирландских святых. 3 У святого Молинга была ручная лисица, которую он кормил с руки. Как-то раз она съела принадлежащую другому монаху курицу, но благодаря чуду несчастная птица воскресла. Святого Киарана регулярно навещал лис: зверь даже носил псалтырь святого! К несчастью, в какой-то момент взыграли естественные инстинкты, и зверь перегрыз кожаные застежки книги. За это спутники Киарана устроили на бедолагу настоящую охоту, но святой простил зверя и спас его, спрятав в своей рясе. История из жизни святого Патрика повествует о британском тиране по имени Керетикус, который смеялся и издевался над попытками святого обратить его в христианство. Тогда святой обратился с молитвой к Богу, прося его положить конец власти деспота, и Керетикус, окруженный придворными, неожиданно превратился в лисицу. В истории из жизни святой Бригитты упоминается домашний питомец короля Лейнстера – лиса, умевшая выполнять множество трюков. Когда один из его подданных убил лису, сочтя ее дикой, король приговорил несчастного к смерти, если тот не отыщет лисицу, обладающую таким же умом и навыками. В этот момент к Бригитте пришла дикая лиса, и святая спрятала ее под плащом. Затем они направились к королевскому двору, где святая продемонстрировала придворным свою лисицу, ни в чем не уступавшую убитой любимице короля. Король нехотя выпустил преступника на свободу, - а вскоре после этого лиса вновь стала обычным диким зверем и сбежала из дворца.

Упоминание о лисе встречается и в истории о Суибне Гельте, или Безумном Суибне, древнем ирландском царе, впоследствии жившем в лесах, как изгнанник.4 Среди животных, которые упоминаются в его рассказах, есть и лисицы, чьи привычки он описывает с искренней любовью:

Каждый раз, как только я присяду,
На землю низины,
Я вижу маленькую лисицу
Что лежит и грызет чьи-то кости

Лисята бегают и играют,
В азарте приближаясь ко мне.
Волки стремятся убивать
И их голоса гонят меня прочь.

Некоторые останки лисиц, найденные на стоянках периода Железного века, наводят на мысль об их ритуальном значении.5 Так, ритуальная яма в Винклбери (Хэмпшир),содержит странное сочетание костей благородного оленя и двенадцати лисиц. Олень и лисица в качестве жертв фигурируют и среди останков, найденных в святилище Дигеон, что в северной Франции. Следы на костях лисиц из галльских святилищ, таких как Мирабо и Рибмон, свидетельствует о том, что животные были ритуально съедены. Из лисьего меха был сделан браслет или нарукавная повязка, обнаруженная на теле т.н. «человека из Линдоу» (графство Чешир) , ритуально задушенного мужчины, погребенного в болоте: датировка этого события колеблется между IV в. до н.э. и I веком н.э. Повязка может означать его воинский статус, - или, возможно, ее надели исполнители приговора, чтобы показать убитого коварным и хитрым преступником, заслуживающим смерти. Некоторые кельтские имена связаны со словом «лиса». 6 К примеру, имя галльского вождя Луэрниуса означало «сын лисы» - это имя встречалось несколько раз и на территории Великобритании.

Отношения с человеком

Люди издавна охотились на лис - и из-за опасности, которую они несли домашним животным, и из-за привлекательного меха. Существуют доказательства того, что на лис охотились еще древние кельты – хотя, судя по всему, в большей степени ради меха. Например, французские стоянки, такие как Вильнев-Сен-Жермен, содержат большое количество костей лисьих лап и хвостов – свидетельство того, что речь идет именно о шкурах, - складированных на изрядном расстоянии от мест, где готовили пищу. Помимо лисы, среди этих костей встречаются останки волка, медведя и барсука. Кроме того, среди наскальных росписей кельтского поселения в долине Камоника есть и изображения охоты на лис. В древней Ирландии тоже есть свидетельства подобных охот. Древнее ирландское сказание «Похищение коров из Фрейха» описывает большую охоту, устроенную для легендарных правителей Айлиля и Медб – и лисы также фигурируют в числе охотничьей добычи. Значение лисицы как хищника, наносящего значительный урон домашней живности, признавалось еще в древней Ирландии: так, в одном древнем тексте лиса упоминается как одно из самых вредных животных, населяющих Зеленый Остров, наряду с волком и мышью. Искусство лисиц в этих кражах также было общепризнанным: в одном тексте превозносится ее способность украсть ягненка, прокравшись мимо пастухов; автор другого сетует, что рыжую плутовку нелегко выследить на склоне, в чаще или в лесу. «Брегонский закон»рассматривает лисицу как домашнее животное и приравнивает любой урон, нанесенный ей, к ущербу, причиненному собакой. Он также косвенно упоминает лиса, говоря о бродяге, которого описывает как «sinnach brothlaig», или «лису, готовящую яму».

Фермеры и егеря издавна считали лису вредителем, поскольку она истребляет домашний скот и птицу. 8 Данных о роли лисицы как хищника в Ирландии существует немного, но она определенно влияет в местном масштабе на популяцию домашней птицы и выпущенных в дикую природу птиц, имеющих охотничье значение. Однако неясно, сколько новорожденных ягнят следует записать на ее счет, вопреки традиционным представлениям. Все это означает, что фермеры, егеря и охотники постоянно заняты отстрелом и отловом, в надежде контролировать лисье поголовье. По некоторым оценкам, за год в Ирландии убивают 30 000 лис. Достигаемый при этом эффект ничтожен, поскольку естественный прирост популяции с лихвой компенсирует убитых зверей. Ловля лисиц в капканы и ружейная охота ради меха прекратилась в Ирландии лишь в 1980-ые годы.

Современная верховая охота на лис с гончими появляется в Англии лишь в XVIII столетии, главным образом потому, что проводить охоту на оленей становится слишком сложно: вокруг охотничьих угодий стремительно растут фермерские земли.9 Поскольку сельская местность в Великобритании была в те дни более открытой, лисиц было меньше, чем сейчас: это значит, что для поддержания необходимой для охоты лисьей популяции, зверей приходилось импортировать из Европы. Несмотря на яростное сопротивление со стороны охотничьих обществ, охота на лис, в соответствии с законом о благополучии животных, была запрещена – в Шотландии в 2002 году, и на территории Англии и Уэльса – в 2005. Однако фермеры и пор сей день вправе убивать лисиц «гуманными методами». А вот на территории Ирландии охота на лис до сих пор разрешена. Устав современной ирландской охоты на лис разработан в XIX веке, и сегодня в Ирландии насчитывается около 250 свор гончих - фоксхаундов и заячьих гончих – из которых около 70 сопровождают всадников, а остальные принадлежат пешим охотникам. Неясно, сколько лисиц ежегодно добывают ирландские гончатники, но эта цифра, вероятна, все же меньше 10 000. Парадоксально, но охотники на лис искренне озабочены сохранением их популяции, и Ирландская ассоциация владельцев фоксхаундов (IMFHA) сыграла ведущую роль в прекращении прибыльной торговли лисьими шкурами, процветавшей в 1970-ые годы. В общем и целом, ирландские охотники на лис сумели избежать тех проблем, с которыми столкнулись их английские коллеги, и сейчас не предпринимается решительных попыток запретить охоту на лис в Ирландии. Однако современные темпы урбанизации и возрастающий интерес к дикой природе смягчили взгляд на лису, которая сейчас для многих ирландцев из вредителя превратилась в украшение нашей родной природы. Приведет ли это к полемике в вопросе охоты на лис, как в Англии, пока неясно.

Сегодня, невзирая на продолжающееся преследования, лисица – такой же неотъемлемый элемент Ирландии, как и прежде. Действительно, постоянная вырубка лесов и перемещение зверей в города означает, что их популяция растет – и в настоящее время она составляет примерно 150 - 200 00 особей. Какими бы ни были будущее взаимоотношения людей и лисиц в Ирландии, ясно одно: рыжая плутовка сумеет выжить и посрамить человеческие усилия по контролю над ее численностью, как она делала это и раньше.

Собственно, еще до "Времен и Эпох"засел я, с подачи уважаемого Алексея Алифераиз ВИКа "Тевтатес", за перевод этой занятной статьи. Проблема была в иллюстрациях - в исходном тексте они, за давностью лет, уже благополучно померли, а без них текст теряет изрядную долю практической пользы.

И вот, с помощью человеческого гения и мудрости древних Богов, картинки наконец-то удалось найти и приспособить к делу.

Интересующимся - добро пожаловать по ссылке